Сам по себе!

Прикол в том, чтобы быть самим собой...и просто прикалываться...

пожалуй это тавтология. А поподробнее можно? Что имеется ввиду ?

Russ tu dushka !

marysia пишет:

пожалуй это тавтология. А поподробнее можно? Что имеется ввиду ?

да куда уж подробнее?

мне интересно что означает в твоём понимании "сам по себе"?
Мы все живём в социуме, все по своему одиноки и "сами по себе". Но твоё высказывание звучит с каким-то скрытым подтекстом.
Что значит "прикалываться"? Это цель, кредо, стиль жизни????
И зачем это надо? Просто интересно мне.

Русс ! Вызываешь Знака !!
Сейчас посмотрела туда и улыбнулась.
Штиль полный....

marysia пишет:

Русс ! Вызываешь Знака !!
Сейчас посмотрела туда и улыбнулась.
Штиль полный....

поругаться охота...

там вообще никого. все ушли на бэк ярд!

похоже что их форум умер...а какие у тебя отношнгия с русскими магазинами? если хорошие, повесь там рекламку с форумом...

ndaa, poxozhe eto ix karma takaya

Дело не в карме, а в тех, кто "носит" эту карму.
Зло, как и добро- активно.

ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНАЯ СТАТЬЯ

По каким правилам будем жить?



Я давно собирался написать что-то вроде, но последней каплей оказалось замечательно интересное интервью Елены Дьяковой с Борисом Дубиным (см. «Новую», № 68) — о том, как никто ничего не читает, как сокращается количество семей, собирающих библиотеки, и как не появляется книг, в которых содержался бы серьезный, на уровне социологической классики ХХ века, разговор о нынешних реалиях. Если Борис Дубин действительно хочет такого разговора, надо для начала признать, что в прежнем виде он немыслим. Единственная достоверная реальность заключается в том, что вместе с двадцатым веком кончилось тысячелетие, и все порожденные им проблемы, противостояния и паттерны благополучно канули в вечность. Они представляют теперь интерес лишь для историков и иных специалистов, но вернуть их в актуальный контекст невозможно. Да и не нужно, ибо это значило бы пилить опилки. Весьма вероятно, что споры недоспорены, коллизии недоиграны — но урок заканчивается не тогда, когда усвоен материал, а тогда, когда звенит звонок.

Я не знаю, почему человечество так сакрально относится к круглым цифрам — столетиям, тысячелетиям, но знаю, что конец тысячелетия означает конец раунда. Все, что было на этой льдине, откололось. Пришла пора жить иными правилами и противостояниями: может быть, человечество поступает так подсознательно, ориентируясь на календарь, а может, так управили высшие силы. Но все, что касается предыдущего тысячелетия человеческой истории, ушло из актуального контекста и никогда туда не вернется.

Мой преподавательский, а главное — родительский опыт говорит об этом громко и недвусмысленно. Последнее тысячелетие человеческой истории — чрезвычайно плодотворное в культурном, но весьма убогое в нравственном отношении, — прошло под знаком противопоставления взаимообусловленных вещей: свободы и порядка, разума и веры, морали и таланта, богатства и честности, любви и долга. Все это было попыткой разъять крест — чем-то вроде детского желания разобрать игрушку. Крест, слава Богу, уцелел, но жертв хватало. Все эти ложные противопоставления завершились в ХХ веке чудовищной по жестокости бойней, продолжавшейся тридцать лет, — я вполне солидарен с Максимом Кантором, утверждающим в новом романе, что Первая и Вторая мировые войны были, по сути, одной войной с незначительной мирной передышкой. В результате этой войны скомпрометированы не столько фашистская и коммунистическая идеи, но и само понятие идеологии, искусственное и глубоко чуждое человеческой природе. Мы прожили идеологическое тысячелетие, когда приличные люди ломали копья из-за вещей искусственных, непринципиальных либо неправильно понятых. Эти ложные оппозиции переморили кучу народа и породили несколько тысяч шедевров в разных областях науки (если главная цель человечества — чтобы Богу было что почитать и посмотреть, то все это, конечно, оправданно: тогда он такой пасечник). Но сегодня они сняты, а потому девяносто девять процентов всей мировой культуры потеряли всякую актуальность. Заставлять читать и всерьез обсуждать их так же смешно, как ломать копья из-за дискуссии Августина с Пелагием.

Правильных идеологий нет — к этой идее еще в шестидесятые близко подошел замечательный польский, а впоследствии британский мыслитель Лешек Колаковский, друг Окуджавы, сильно на него повлиявший. Идеологию — и любую твердую систему взглядов — Колаковский заклеймил как «трансцендентальный догматизм», подчеркнув, что поведение человека должно быть результатом ежесекундного личного выбора. Впрочем, к сходным выводам в ХХ веке приходили многие — достаточно было сколько-нибудь вдумчиво оглядеться. Именно поэтому так грустно и смешно мне наблюдать за дискуссией, развернувшейся — сначала в Петербурге, а потом и за его пределами, — вокруг права Сталина на появление книги о нем в серии «Жизнь замечательных людей». Сталин был замечательным — в смысле «заметным», — в своем роде первоклассным злодеем. Требовать сегодня идеологически правильной книги о нем — значит впадать в самый подлинный сталинизм; признаю, что книга Рыбаса малоудачна, — напишите другую, но не рассматривайте в ней Сталина с точки зрения либерализма. Сталин — фигура дохристианской эры, по слову Пастернака, и в христианских терминах говорить о нем бессмысленно: не оцениваем же мы природу с точки зрения этики? Сталин безоговорочно омерзителен и по-человечески, и политически, и культурно, но это не может быть единственной темой книги о нем. Сталин — замечательный, настаиваю на этом, пример того, к чему приводит отказ от христианства в христианскую эпоху. Это достойно серьезного феноменологического анализа, но никак не страстной политической дискуссии.

С 1988 года меня тревожил вопрос: почему советская тирания породила несколько замечательных поколений — в частности, то, которое выиграло войну, — а постсоветская свобода привела в основном к разгулу бандитизма, не дав ничего выдающегося даже в культурном отношении? Сегодня, 20 лет спустя, я могу сформулировать ответ: потому что тирания была первосортная, а свобода второсортная.

Россия — вообще страна не идеологическая, здесь по одной семье запросто может пройти идеологическая трещина, а потом все зарастет, как не было. Россия — страна, где убеждения предопределены массой случайных факторов, но антропологической предопределенности — скажем, зависимости взглядов от интеллекта, — здесь не было и нет.

У нас полно умных и талантливых почвенников, тупых и алчных либералов, тоталитарных борцов за свободу и свободных адептов тоталитаризма. Мне здесь всегда легче договориться и приятнее выпивать с идейными противниками, а с идейными сторонниками стыдно находиться в одном помещении. Россия ценит не идеологическую выдержанность, а другие добродетели — вроде силы, таланта, цельности; именно поэтому у нее есть шанс первой нащупать контуры нового мира, созидающегося сегодня.

Сетования на то, что дети не читают, напоминают мне сетования куриц на то, что они не летают. Если говорить совсем серьезно — дети ведь читают, и вечные упреки «Сидят в интернете!» как раз опровергают это родительское умозрение. В интернете-то они что делают? В игры играют? Неправда, игр полно и без интернета. Они там читают. Но читают то, что имеет непосредственное касательство к их жизни: форумы, ЖЖ, переписку. Просто сегодня никто из литераторов еще не написал ничего, что затрагивало бы их так же близко. Связано это с двумя вещами. Во-первых, огромное количество литераторов пишет для себя, в целях элементарного самоутверждения, пиара и т. д., без внутреннего побуждения, — просто потому, что делать больше нечего.В России вообще очень мало занятий: качать недра и торговать ими, развлекать или ублажать качающих и торгующих, убивать (но это все-таки не для всех) — и вот сочинять. Уверяю вас, дайте людям достойные занятия — и в литературе останутся только те, кому она действительно нужна. А во-вторых, эти новые вызовы и противостояния попросту не сформулированы, новая реальность не осознана, мы продолжаем жить и мыслить в парадигме европейского просвещения, которое благополучно скончалось. Кстати, после того, как я недавно об этом заговорил, некий мыслитель в интернете высказался: «Быков закрыл просвещение, не прошло и ста лет после Адорно». Братцы! Попробуйте сегодня читать Адорно и Хоркхаймера — и вы поймете, что их критика просвещения есть давно уже факт истории, что вся социология и философия ХХ века нужна сегодня только историкам науки, что факт знакомства с текстами Гуссерля или Хайдеггера ровно ничего не добавляет к вашей биографии, что все это такие же мертвые тома мертвой библиотеки, как алхимические трактаты начала тысячелетия. Об этом бессмысленно спорить — этой реальности больше нет. Общество строится по совершенно другим законам. В нем больше не работает ни старая социология (будь она марксистская или антимарксистская), ни прежняя мораль. Для того чтобы дети вас читали, нужно говорить с ними о новых вызовах и противопоставлениях — например, о борьбе простого и сложного, а вовсе не правого и левого. Сегодня уже вполне очевидно, что моральное и аморальное имеют весьма мало общего с добром и злом — можно быть моральным злодеем и аморальным добряком. Примеры аморального добра разбросаны вокруг нас щедрой рукой — от публичной благотворительности, объяснять вредоносность которой я уже устал, до борьбы за чистоту в исполнении «Наших». Искренний злодей бывает моральнее любующегося собой благодетеля. Вот почему я так люблю своих врагов. Сегодня уже ясно, что главное зло не в том, чтобы «делать плохое», а в том, чтобы делать что-либо ради самоуважения. Глуп не тот, кто малообразован, а тот, кто зависит от имманентностей, изначальных данностей — крови, почвы, пола. Человек — это то, что он из себя сделал, то, в какой степени преодолел эти данности. Эти новые правила надо сначала прочувствовать, потом сформулировать, потом грамотно описать — на это при любых раскладах уйдет несколько десятилетий. В прошлом миллениуме как-никак пришлось потратить несколько столетий, прежде чем на смену анемичному искусству Средневековья в XIV веке пришло раннее Возрождение. Оно как раз и было освоением новой проблематики — которую у нас сегодня, кажется, не осваивает вообще никто. Дайте время, дайте вырасти новой литературе, которую детям будет действительно интересно читать — не потому, что в ней будут много стрелять, а потому, что она будет касаться их повседневности, их болевых точек. Но для этого надо понять, что происходит.

Новый век — век без идеологий и прописей — вообще, кажется, рискует стать веком Азии, как предыдущее тысячелетие было тысячелетием Европы. Сегодня очевидно уже всем, что великая умозрительная держава — Советский Союз — утянула за собой другую, тоже великую и тоже умозрительную. Сиамские близнецы гибнут с незначительным интервалом, даже если один марксист, а другой протестант. Америку, конечно, не ждет постыдный крах вроде нашего, но и той роли, как при нас, ей в мире уже не сыграть. Приходит желтое тысячелетие, тысячелетие тихой сетевой экспансии Востока, и нам уже сегодня пора думать, что противопоставить ей: есть, конечно, великий российский абсорбционный потенциал, но и его может не хватить. Как бы то ни было, шедевры европейской культуры, еще вчера бывшие нашим настольным чтением, сегодня отдалились, как Чосер. Кто из вас в конце концов регулярно перечитывает Шекспира? Пора признать, что мы вступили в эпоху молчания классики: при всем своем совершенстве она больше не отвечает на вопросы современного человека. Нынешний десятиклассник может зачарованно слушать Маяковского, но не понимает, из-за чего он так беснуется. Впрочем, советская литература его может увлечь — потому что это тоже литература, делавшаяся с ноля, поверх старых и как бы отмененных понятий о добре и зле. Конфликт человека и сверхчеловека, под знаком которого пройдет это тысячелетие, в советской прозе отражен весьма подробно.

Все это я пишу с единственной целью: не говорите о недостатке внимания государства к культуре, о недостатке любознательности у детей, о кризисе образования! Поймите, что пришло другое время, новая эра, изменившая критерии и упразднившая почти все, чем мы жили. Не отягощайте детей этим наследием, которое уже привело к величайшей гекатомбе в человеческой истории. Поймите, что мировая культура в очередной раз сбрасывает кожу, и цепляться за эту кожу — проявление не столько ностальгии, сколько трусости.

Попробуем жить дальше и возблагодарим Бога за очередной шанс начать с нуля.

Дмитрий Быков